Эрнст Теодор Амадей Гофман. Щелкунчик и Мышиный Король.
ПОДАРКИ
Я обращаюсь непосредственно к тебе, благосклонный читатель или
слушатель, - Фриц, Теодор, Эрнст, все равно, как бы тебя ни звали, - и
прошу как можно живее вообразить себе рождественский стол, весь
заставленный чудными пестрыми подарками, которые ты получил в нынешнее
рождество, тогда тебе нетрудно будет попять, что дети, обомлев от
восторга, замерли на месте и смотрели на все сияющими глазами. Только
минуту спустя Мари глубоко вздохнула и воскликнула:
- Ах, как чудно, ах, как чудно!
А Фриц несколько раз высоко подпрыгнул, на что был большой мастер. Уж,
наверно, дети весь год были добрыми и послушными, потому что еще ни разу
они не получали таких чудесных, красивых подарков, как сегодня.
Большая елка посреди комнаты была увешана золотыми и серебряными
яблоками, а на всех ветках, словно цветы или бутоны, росли обсахаренные
орехи, пестрые конфеты и вообще всякие сласти. Но больше всего украшали
чудесное дерево сотни маленьких свечек, которые, как звездочки, сверкали в
густой зелени, и елка, залитая огнями и озарявшая все вокруг, так и манила
сорвать растущие на ней цветы и плоды. Вокруг дерева все пестрело и сияло.
И чего там только не было! Не знаю, кому под силу это описать!.. Мари
увидела нарядных кукол, хорошенькую игрушечную посуду, но больше всего
обрадовало се шелковое платьице, искусно отделанное цветными лентами и
висевшее так, что Мари могла любоваться им со всех сторон; она и
любовалась им всласть, то и дело повторяя:
- Ах, какое красивое, какое милое, милое платьице! И мне позволят,
наверное позволят, в самом деле позволят его надеть!
Фриц тем временем уже три или четыре раза галопом и рысью проскакал
вокруг стола на новом гнедом коне, который, как он и предполагал, стоял на
привязи у стола с подарками. Слезая, он сказал, что конь - лютый зверь, по
ничего: уж он его вышколит. Потом он произвел смотр новому эскадрону
гусар; они были одеты в великолепные красные мундиры, шитые золотом,
размахивали серебряными саблями и сидели на таких белоснежных конях, что
можно подумать, будто и кони тоже из чистого серебра.
Только что дети, немного угомонившись, хотели взяться за книжки с
картинками, лежавшие раскрытыми на столе, чтобы можно было любоваться
разными замечательными цветами, пестро раскрашенными людьми и хорошенькими
играющими детками, так натурально изображенными, будто они и впрямь живые
и вот-вот заговорят, - так вот, только что дети хотели взяться за чудесные
книжки, как опять прозвенел колокольчик. Дети знали, что теперь черед
подаркам крестного Дроссельмсйера, и подбежали к столу, стоявшему у стены.
Ширмы, за которыми до тех пор был скрыт стол, быстро убрали. Ах, что
увидели дети! На зеленой, усеянной цветами лужайке стоял замечательный
замок со множеством зеркальных окон и золотых башен. Заиграла музыка,
двери и окна распахнулись, и все увидели, что в залах прохаживаются
крошечные, но очень изящно сделанные кавалеры и дамы в шляпах с перьями и
в платьях с длинными шлейфами. В центральном зале, который так весь и сиял
(столько свечек горело в серебряных люстрах!), под музыку плясали дети в
коротких камзольчиках и юбочках. Господин в изумрудно-зеленом плаще
выглядывал из окна, раскланивался и' снова прятался, а внизу, в дверях
замка, появлялся и снова уходил крестный Дроссельмейер, только ростом он
был с папин мизинец, не больше.
Фриц положил локти на стол и долго рассматривал чудесный замок с
танцующими и прохаживающимися человечками. Потом он попросил:
- Крестный, а крестный! Пусти меня к себе в замок!
Старший советник суда сказал, что этого никак нельзя. И он был прав: со
стороны Фрица глупо было проситься в замок, который вместе со всеми своими
золотыми башнями был меньше его. Фриц согласился. Прошла еще минутка, в
замке все так же прохаживались кавалеры и дамы, танцевали дети, выглядывал
все из того же окна изумрудный человечек, а крестный Дроссельмейер
подходил все к той же двери.
Фриц в нетерпении воскликнул:
- Крестный, а теперь выйди из той, другой, двери!
- Никак этого нельзя, милый Фрицхен, - возразил старший советник суда.
- Ну, тогда, - продолжал Фриц, - вели зеленому человечку, что
выглядывает из окна, погулять с другими по залам.
- Этого тоже никак нельзя, - снова возразил старший советник суда.
- Ну, тогда пусть спустятся вниз дети! - воскликнул Фриц. - Мне хочется
получше их рассмотреть.
- Ничего этого нельзя, - сказал старший советник суда раздраженным
тоном. - Механизм сделан раз навсегда, его не переделаешь.
- Ах, та-ак! - протянул Фриц. - Ничего этого нельзя... Послушай,
крестный, раз нарядные человечки в замке только и знают что повторять одно
и то же, так что в них толку? Мне они не нужны. Нет, мои гусары куда
лучше! Они маршируют вперед, назад, как мне вздумается, и не заперты в
доме.
И с этими словами он убежал к рождественскому столу, и по его команде
эскадрон на серебряных копях начал скакать туда и сюда - по всем
направлениям, рубить саблями и стрелять сколько душе угодно. Мари тоже
потихоньку отошла: и ей тоже наскучили танцы и гулянье куколок в замке.
Только она постаралась сделать это не заметно, не так, как братец Фриц,
потому что она была доброй и послушной девочкой. Старший советник суда
сказал недовольным тоном родителям:
- Такая замысловатая игрушка не для неразумных детей. Я заберу свой
замок.
Но тут мать попросила показать ей внутреннее устройство и удивительный,
очень искусный механизм, приводивший в движение человечков. Дроссельмейер
разобрал и снова собрал всю игрушку. Теперь он опять повеселел и подарил
детям несколько красивых коричневых человечков, у которых были золотые
лица, руки и ноги; все они были из Торна и превкусно пахли пряниками. Фриц
и Мари очень им обрадовались. Старшая сестра Луиза, по желанию матери,
надела подаренное родителями нарядное платье, которое ей очень шло; а Мари
попросила, чтоб ей позволили, раньше чем надевать новое платье, еще
немножко полюбоваться на него, что ей охотно разрешили.
