Эрнст Теодор Амадей Гофман. Щелкунчик и Мышиный Король.
БОЛЕЗНЬ
Когда Мари очнулась после глубокого забытья, она увидела, что лежит у
себя в постельке, а сквозь замерзшие окна в комнату светит яркое,
искрящееся солнце.
У самой ее постели сидел чужой человек, в котором она, однако, скоро
узнала хирурга Вендельштерна. Он сказал вполголоса:
- Наконец-то она очнулась...
Тогда подошла мама и посмотрела на нее испуганным, пытливым взглядом.
- Ах, милая мамочка, - пролепетала Мари, - скажи: противные мыши
убрались наконец и славный Щелкунчик спасен?
- Полно вздор болтать, милая Марихен! - возразила мать. - Ну на что
мышам твой Щелкунчик? А вот ты, нехорошая девочка, до смерти напугала нас.
Так всегда бывает, когда дети своевольничают и не слушаются родителей. Ты
вчера до поздней ночи заигралась в куклы, потом задремала, и, верно, тебя
напугала случайно прошмыгнувшая мышка: ведь вообще-то мышей у нас не
водится. Словом, ты расшибла локтем стекло в шкафу и поранила себе руку.
Хорошо еще, что ты не порезала стеклом вену! Доктор Вендельштерн, который
как раз сейчас вынимал у тебя из раны застрявшие там осколки, говорит, что
ты на всю жизнь осталась бы калекой и могла бы даже истечь кровью. Слава
богу, я проснулась в полночь, увидела, что тебя все еще нет в спальне, и
пошла в гостиную. Ты без сознания лежала на полу у шкафа, вся в крови. Я
сама со страху чуть не потеряла сознание. Ты лежала на полу, а вокруг были
разбросаны оловянные солдатики Фрица, разные игрушки, поломанные куклы с
сюрпризами и пряничные человечки. Щелкунчика ты держала в левой руке, из
которой сочилась кровь, а неподалеку валялась твоя туфелька...
- Ах, мамочка, мамочка! - перебила ее Мари. - Ведь это же были следы
великой битвы между куклами и мышами! Оттого-то я так испугалась, что мыши
хотели забрать в плен бедного Щелкунчика, командовавшего кукольным
войском. Тогда я швырнула туфелькой в мышей, а что было дальше, не знаю.
Доктор Вендельштерн подмигнул матери, и та очень ласково стала
уговаривать Мари:
- Полно, полно, милая моя детка, успокойся! Мыши все убежали, а
Щелкунчик стоит за стеклом в шкафу, целый и невредимый.
Тут в спальню вошел советник медицины и завел долгий разговор с
хирургом Вендельштерном, потом он пощупал у Мари пульс, и она слышала, что
они говорили о горячке, вызванной раной.
Несколько дней ей пришлось лежать в постели и глотать лекарства, хотя,
если не считать боли в локте, она почти не чувствовала недомогания. Она
знала, что милый Щелкунчик вышел из битвы целым и невредимым, и по
временам ей как сквозь сон чудилось, будто он очень явственным, хотя и
чрезвычайно печальным голосом говорит ей: "Мари, прекрасная дама, многим я
вам обязан, но вы можете сделать для меня еще больше".
Мари тщетно раздумывала, что бы это могло быть, но ничего не приходило
ей в голову. Играть по-настоящему она не могла из-за больной руки, а если
бралась за чтение или принималась перелистывать книжки с картинками, у нее
в глазах рябило, так что приходилось отказываться от этого занятия.
Поэтому время тянулось для нее бесконечно долго, и Мари едва могла
дождаться сумерек, когда мать садилась у ее кроватки и читала и
рассказывала всякие чудесные истории.
Вот и сейчас мать как раз кончила занимательную сказку про принца
Факардина, как вдруг открылась дверь, и вошел крестный Дроссельмейер.
- Ну-ка, дайте мне поглядеть на нашу бедную раненую Мари, - сказал он.
Как только Мари увидела крестного в обычном желтом сюртучке, у нее
перед глазами со всей живостью всплыла та ночь, когда Щелкунчик потерпел
поражение в битве с мышами, и она невольно крикнула старшему советнику
суда:
- О крестный, какой ты гадкий! Я отлично видела, как ты сидел на часах
и свесил на них свои крылья, чтобы часы били потише и не спугнули мышей. Я
отлично слышала, как ты позвал мышиного короля. Почему ты не поспешил на
помощь Щелкунчику, почему ты не поспешил на помощь мне, гадкий крестный?
Во всем ты один виноват. Из-за тебя я порезала руку и теперь должна лежать
больная в постели!
Мать в страхе спросила:
- Что с тобой, дорогая Мари?
Но крестный скорчил странную мину и заговорил трескучим, монотонным
голосом:
- Ходит маятник со скрипом. Меньше стука - вот в чем штука.
Трик-и-трак! Всегда и впредь должен маятник скрипеть, песни петь. А когда
пробьет звонок: бим-и-бом! - подходит срок. Не пугайся, мой дружок. Бьют
часы и в срок и кстати, на погибель мышьей рати, а потом слетит сова.
Раз-и-два и раз-и-два! Бьют часы, коль срок им выпал. Ходит маятник со
скрипом. Меньше стука - вот в чем штука. Тик-и-так и трик-и-трак!
Мари широко открытыми глазами уставилась на крестного, потому что он
казался совсем другим и гораздо более уродливым, чем обычно, а правой
рукой он махал взад и вперед, будто паяц, которого дергают за веревочку.
Она бы очень испугалась, если бы тут не было матери и если бы Фриц,
прошмыгнувший в спальню, не прервал крестного громким смехом.
- Ах, крестный Дроссельмейер, - воскликнул Фриц, - сегодня ты опять
такой потешный! Ты кривляешься совсем как мой паяц, которого я давно уже
зашвырнул за печку.
Мать по-прежнему была очень серьезна и сказала:
- Дорогой господин старший советник, это ведь действительно странная
шутка. Что вы имеете в виду?
- Господи боже мой, разве вы позабыли мою любимую песенку часовщика? -
ответил Дроссельмейер, смеясь. - Я всегда пою ее таким больным, как Мари.
И он быстро подсел к кровати и сказал:
- Не сердись, что я не выцарапал мышиному королю все четырнадцать глаз
сразу, - этого нельзя было сделать. А зато я тебя сейчас порадую.
С этими словами старший советник суда полез в карман и осторожно
вытащил оттуда - как вы думаете, дети, что? - Щелкунчика, которому он
очень искусно вставил выпавшие зубки и вправил больную челюсть.
Мари вскрикнула от радости, а мать сказала, улыбаясь:
- Вот видишь, как заботится крестный о твоем Щелкунчике...
- А все-таки сознайся, Мари, - перебил крестный госпожу Штальбаум, -
ведь Щелкунчик не очень складный и непригож собой. Если тебе хочется
послушать, я охотно расскажу, как такое уродство появилось в его семье и
стало там наследственным. А может быть, ты уже знаешь сказку о принцессе
Пирлипат, ведьме Мышильде и искусном часовщике?
- Послушай-ка, крестный! - вмешался в разговор Фриц. - Что верно, то
верно: ты отлично вставил зубы Щелкунчику, и челюсть тоже уже не шатается.
Но почему у него нет сабли? Почему ты не повязал ему саблю?
- Ну ты, неугомонный, - проворчал старший советник суда, - никак на
тебя не угодишь! Сабля Щелкунчика меня не касается. Я вылечил его - пусть
сам раздобывает себе саблю где хочет.
- Правильно! - воскликнул Фриц. - Если он храбрый малый, то раздобудет
себе оружие.
- Итак, Мари, - продолжал крестный, - скажи, знаешь ли ты сказку о
принцессе Пирлипат?
- Ах, нет! - ответила Мари. - Расскажи, милый крестный, расскажи!
- Надеюсь, дорогой господин Дроссельмейер, - сказала мама, - что на
этот раз вы расскажете не такую страшную сказку, как обычно.
- Ну, конечно, дорогая госпожа Штальбаум, - ответил Дроссельмейер. -
Напротив, то, что я буду иметь честь изложить вам, очень занятно.
- Ах, расскажи, расскажи, милый крестный! - закричали дети.
И старший советник суда начал так:
