Эрнст Теодор Амадей Гофман. Щелкунчик и Мышиный Король.
ЛЮБИМЕЦ
А на самом деле Мари потому не отходила от стола с подарками, что
только сейчас заметила что-то, чего раньше не видела: когда выступили
гусары Фрица, до того стоявшие в строю у самой елки, очутился на виду
замечательный человечек. Он вел себя тихо и скромно, словно спокойно
ожидая, когда дойдет очередь и до него. Правда, он был не очень складный:
чересчур длинное и плотное туловище на коротеньких и тонких ножках, да и
голова тоже как будто великовата. Зато по щегольской одежде сразу было
видно, что это человек благовоспитанный и со вкусом. На нем был очень
красивый блестящий фиолетовый гусарский доломан, весь в пуговичках и
позументах, такие же рейтузы и столь щегольские сапожки, что едва ли
доводилось носить подобные и офицерам, а тем паче студентам; они сидели на
субтильных ножках так ловко, будто были на них нарисованы. Конечно, нелепо
было, что при таком костюме он прицепил на спину узкий неуклюжий плащ,
словно выкроенный из дерева, а на голову нахлобучил шапчонку рудокопа, но
Мари подумала: "Ведь крестный Дроссельмейер тоже ходит в прескверном
рединготе и в смешном колпаке, но это не мешает ему быть милым, дорогим
крестным". Кроме того, Мари пришла к заключению, что крестный, будь он
даже таким же щеголем, как человечек, все же никогда не сравняется с ним
по миловидности. Внимательно вглядываясь в славного человечка, который
полюбился ей с первого же взгляда, Мари заметила, каким добродушием
светилось его лицо. Зеленоватые навыкате глаза смотрели приветливо и
доброжелательно. Человечку очень шла тщательно завитая борода из белой
бумажной штопки, окаймлявшая подбородок, - ведь так заметнее выступала
ласковая улыбка на его алых губах.
- Ах! - воскликнула наконец Мари. - Ах, милый папочка, для кого этот
хорошенький человечек, что стоит под самой елкой?
- Он, милая деточка, - ответил отец, - будет усердно трудиться для всех
вас: его дело - аккуратно разгрызать твердые орехи, и куплен он и для
Луизы, и для тебя с Фрицем.
С этими словами отец бережно взял его со стола, приподнял деревянный
плащ, и тогда человечек широкошироко разинул рот и оскалил два ряда очень
белых острых зубов. Мари всунула ему в рот орех, и - щелк! - человечек
разгрыз его, скорлупа упала, и у Мари на ладони очутилось вкусное ядрышко.
Теперь уже все - и Мари тоже - поняли, что нарядный человечек вел свой род
от Щелкунчиков и продолжал профессию предков. Мари громко вскрикнула от
радости, а отец сказал:
- Раз тебе, милая Мари, Щелкунчик пришелся по вкусу, так ты уж сама и
заботься о нем и береги его, хотя, как я уже сказал, и Луиза и Фриц тоже
могут пользоваться его услугами.
Мари сейчас же взяла Щелкунчика и дала ему грызть орехи, но она
выбирала самые маленькие, чтобы человечку не приходилось слишком широко
разевать рот, так как это, по правде сказать, его не красило. Луиза
присоединилась к ней, и любезный друг Щелкунчик потрудился и для нее;
казалось, он выполнял свои обязанности с большим удовольствием, потому что
неизменно приветливо улыбался.
Фрицу тем временем надоело скакать на коне и маршировать. Когда он
услыхал, как весело щелкают орешки, ему тоже захотелось их отведать. Он
подскочил к сестрам и от всего .сердца расхохотался при виде потешного
человечка, который теперь переходил из рук в руки и неустанно разевал и
закрывал рот. Фриц совал ему самые большие и твердые орехи, по вдруг
раздался треск - крак-крак! - три зуба выпали у Щелкунчика изо рта и
нижняя челюсть отвисла и зашаталась.
- Ах, бедный, милый Щелкунчик! - закричала Мари и отобрала его у Фрица.
- Что за дурак! - сказал Фриц. - Берется орехи щелкать, а у самого зубы
никуда не годятся. Верно, он и дела своего не знает. Дай его сюда, Мари!
Пусть щелкает мне орехи. Не беда, если и остальные зубы обломает, да и всю
челюсть в придачу. Нечего с ним, бездельником, церемониться!
- Нет, нет! - с плачем закричала Мари. - Не отдам я тебе моего милого
Щелкунчика. Посмотри, как жалостно глядит он на меня и показывает свой
больной ротик! Ты злой: ты бьешь своих лошадей и даже позволяешь солдатам
убивать друг друга.
- Так полагается, тебе этого не понять! - крикнул Фриц. - А Щелкунчик
не только твой, он и мой тоже. Давай его сюда!
Мари разрыдалась и поскорее завернула больного Щелкунчика в носовой
платок. Тут подошли родители с крестным Дроссельмейером. К огорчению Мари,
он принял сторону Фрица. Но отец сказал:
- Я нарочно отдал Щелкунчика на попечение Мари. А он, как я вижу,
именно сейчас особенно нуждается в ее заботах, так пусть уж она одна им и
распоряжается и никто в это дело не вмешивается. Вообще меня очень
удивляет, что Фриц требует дальнейших услуг от пострадавшего на службе.
Как настоящий военный, он должен знать, что раненых никогда не оставляют в
строю.
Фриц очень сконфузился и, оставив в покое орехи и Щелкунчика, тихонько
перешел на другую сторону стола, где его гусары, выставив, как полагается,
часовых, расположились на ночлег. Мари подобрала выпавшие у Щелкунчика
зубы; пострадавшую челюсть она подвязала красивой белой ленточкой, которую
отколола от своего платья, а потом еще заботливее укутала платком бедного
человечка, побледневшего и, видимо, напуганного. Баюкая его, как
маленького ребенка, она принялась рассматривать красивые картинки в новой
книге, которая лежала среди других подарков. Она очень рассердилась, хотя
это было совсем на нее не похоже, когда крестный стал смеяться над тем,
что она нянчится с таким уродцем. Тут она опять подумала о странном
сходстве с Дроссельмейером, которое отметила уже при первом взгляде на
человечка, и очень серьезно сказала:
- Как знать, милый крестный, как знать, был бы ты таким же красивым,
как мой милый Щелкунчик, даже если бы принарядился не хуже его и надел
такие же щегольские, блестящие сапожки.
Мари не могла понять, почему так громко рассмеялись родители, и почему
у старшего советника суда так зарделся нос, и почему он теперь не смеется
вместе со всеми. Верно, на то были свои причины.
